Чуть меньше года назад мы переехали в другую страну. Сыну в тот момент было девять лет, а дочке – два года. Чаще всего меня спрашивают, как нам с мужем удалось уговорить Сашу на переезд. Как наш мальчик к нему отнёсся. Мы – крайне демократичные родители, иногда даже чересчур. Я прислушивалась к мнению детей в буквальном смысле с самого рождения.
Я помню, как через час после родов в мою палату зашла нянечка и изумилась тому, что я сижу в темноте. Я ответила, что сыну не нравится, когда в глаза бьёт свет. «Что за чушь! – ответила опытная старушка, — он только родился, он сейчас вообще не видит!» И щёлкнула выключателем. Сын поморщился, поморгал, хныкнул и повернул голову в другую сторону.
Я дождалась ухода сотрудницы и снова тихонько выключила свет. Так вот.
При всей нашей с мужем трепетности, при всём уважении к детским правам и свободам – мы вообще не спрашивали у сына разрешения на переезд. Мы поставили его перед фактом.
И для этого у меня есть немало аргументов.
Во-первых, воспоминания. Мне тоже было ровно девять. Девяностый год. Все разговоры на кухнях родительских друзей – о том, кто, куда и как уезжает. Мои родители сомневаются и не решаются. Я вижу их страх и нерешительность. И чувствую глубинный, чудовищный ужас, когда они подходят ко мне и, смущаясь, спрашивают, хочу ли я переехать в другую страну? Мне страшно интересно: я никогда не была заграницей и не знала никого, кто был. Мне очень хочется съездить и на всё посмотреть. Но ещё сильнее – мне страшно. Поэтому я отчаянно верчу головой: «Нет! Там будет другой язык, там будет всё чужое, я люблю Москву, я не хочу никуда уезжать!» Потом в разговорах с друзьями родители вздыхают: «Да, мы тоже думали уехать, перебирали варианты… Но Алина не хочет, тут её будущее, а мы же всё ради неё…»
Я абсолютно уверена, что дети не могут принимать глобальных для семьи решений. Переезжать ли в другую страну. Выходить ли маме замуж. Разводиться ли родителям. Уходить ли с работы. Рожать ли второго ребёнка. Идти ли на второе высшее.
Взрослые слишком часто под предлогом «я учитываю мнение ребёнка» – просто-напросто перекладывают на него тяжёлое решение. Мама моего друга после развода с его папой так и не вышла замуж. Несколько раз в его детстве она спрашивала его о том, хочет ли он жить вместе с дядей Колей или дядей Игорем – и все эти разы он твёрдо говорил, что нет. И, собственно, что ещё он мог ответить?
Дети чаще всего боятся серьёзных перемен. Зато теперь другу тридцать. Он живёт с мамой. При любой его попытке снять квартиру, чтобы жить отдельно, уехать к девушке, уехать учиться в другую страну – мама ложится и начинает на самом деле умирать. И напоминает, бесконечно напоминает ему о том, как она отказалась ради него от любви, полной семьи, рождения других детей… И как бесчеловечно теперь будет её бросить, совсем одну в этой пустой квартире.
Я понимаю, что никто из нас не планирует стать такой мамой. Но кто знает, как всё повернется, когда в старости мы оборотимся на прожитую жизнь и увидим там кучу оставленных возможностей, массу несбывшихся надежд и с десяток любопытных дорог, на которые мы так и не решились ступить. И не появится ли у нас такого маленького, малюсенького соблазна вспомнить, как мы спрашивали мнения своего ребёнка, и как он не дал нам пойти той самой, так манившей и так пугавшей нас дорогой?
К тому же подобная ответственность – не по силам самому ребёнку. В какую страну легче ехать – ту, в которой родители сомневались. Ту, про которую решение принималось долго и трудно? В голосовании за которую понадобилось его, детское мнение? Или легче ехать туда, где родители твёрдо намерены жить? В место, которое они выбрали своим взрослым, недоступным ребёнку сознанием, и посчитали лучшим для своей семьи? Мне думается, что второе.
В своё время меня поразил один разговор с детским психологом. Она сказала, что повышенная тревожность нашего мальчика, его ночные страхи, нервозность и желание всё контролировать – идут от того, что мы слишком часто с ним советуемся. Слишком многое разрешаем ему решать. Надевать шапку или нет. Есть кашу или смотреть мультики. Идти сегодня в садик или остаться дома. Идти сегодня с папой в парк или с дедушкой в музей. Я ему разрешала выбирать даже цвет моего личного лака для ногтей! И так до бесконечности. Мне казалось, что так – я уважаю личность ребёнка. Даю ему право выбора. Советуюсь. Ращу ответственного человека в доверительной и уважительной атмосфере.
По факту – я растила невротика, не только погибающего под бременем необходимости делать многочисленные выборы, но и не особенно доверяющего родителям. Ведь они никогда ни на чём не настаивают! Никогда ничего категорично не требуют! А значит, не знают точно, что для него хорошо, а что плохо. Меньше всего мне хотелось, чтобы эта колонка воспринялась как призыв к тоталитаризму в родительстве. Просто мне важно было объяснить подробно, почему мы не спрашивали мнения сына о переезде. Мы сказали ему так: «Мы с папой всё обсудили и решили, что нам лучше всего будет жить в другой стране. Там есть море, там всегда тепло и мы нашли тебе самую лучшую школу». Он побурчал. Он повозмущался. Он заявил, что не будет учить иврит. Он сообщил, что он бы предпочёл Америку. А потом спокойно, без скандалов и возражений переехал. И живёт.